Так получилось, что ваш корреспондент, возвращавшийся с чемпионата мира по хоккею, летел в Москву одним рейсом с тремя биатлонистами — Альбиной Ахатовой, Катей Юрьевой и Дмитрием Ярошенко. С ребятами мы встретились в зале ожидания зальцбургского аэропорта.
И Альбина Ахатова откровенно рассказала о том, что происходило за закрытыми дверями судебного зала.
— Мы по очереди давали объяснения трем судьям, это были немец, швейцарец и американец. Нас заслушивали по очереди. Восьмого мая говорили мы с Катей Юрьевой. На следующий день разбирали дело Димы. Нас послушали, но решение так и не вынесли. Сказали, вердикт могут огласить через неделю, а может, и через месяц.
— Есть основания надеяться на благополучный исход?
— Я думаю, нас все равно накажут. Хотя там столько нарушений со стороны антидопинговых служб… Например, в отчеты лаборатории вложили данные не наших проб. Чиновники говорят: произошла ошибка, не то распечатали. Ничего же себе ошибочка — ведь на кону стоят наши карьера и репутация. Многие документы, на основании которых нас обвиняют, мы до сих пор не можем получить на руки. Пригласили для объяснений представителя антидопинговой лаборатории, но выяснилось, что это сотрудник австрийской лаборатории, а у нас допинг в пробе А обнаружили французы, а пробы В делали швейцарцы. Что австриец мог объяснить, если он не присутствовал при вскрытии проб и никакого отношения к ним не имеет?
— Вам показалось, судьи настроены докопаться до истины или они заранее для себя решили, кто прав, а кто виноват?
— Судя по тому, как шел процесс, чувствуется, что есть определенный заказ. Даже по мелочам видно. Союз биатлонистов России допустили только в качестве наблюдателей, без права голоса. Хотя представитель Международного союза выступал там в роли обвинителя. Нашего адвоката заставляли говорить на английском без переводчика. На нас смотрят, как на обвиняемых. Спрашивают: когда вы принимали допинг? Кто давал? А я не принимала, не знаю, откуда он взялся.
— Я читал мнение российских представителей, которые утверждают: тот препарат, который вам инкриминируют, не допинг, а новейшая легальная разработка отечественных фармацевтов. А как он называется?
— Какое это имеет значение? Там в пробах есть следы эритропоэтина. Они нас спрашивают: какие лекарства вы в тот момент принимали? Мы все рассказали. Они считают, что в состав одного из них входил эритропоэтин.
— К членам медицинской бригады есть претензии? Выходит, перед применением лекарства не проверили до конца.
— Конечно, надо было все проверять досконально. А получилось, что проверили на нас.
— Есть надежды на благополучный исход дела?
— Наш адвокат говорит, что шансы есть. Но я думаю, нас все равно накажут. Они в нас с такой силой вцепились. Да и что там говорить, они ведь даже пробы у нас брали с нарушением правил — во внесоревновательный день.
— А ведь, кажется, они имеют право делать это в любой час дня и ночи?
— Офицеры ВАДА — да. А у нас брали пробы офицеры Международного союза биатлонистов. Мы в тот день имели законное право отдыхать. Так что наказание будет, другое дело — на какой срок. Международный союз биатлонистов запросил для Димы Ярошенко четыре года дисквалификации, для нас с Катей — два.
— А почему разный срок?
— Потому что у Димы было три положительные пробы. У Кати — две. А у меня одна. Кстати, тоже непонятно: если по количеству проб начисляют наказание, получается, мне должны дать меньше? Наши говорят, что есть основания снизить срок. Может быть, до года. Это было бы хорошо — в декабре можно уже вернуться. Но все зависит от того, по каким правилам нас будут наказывать — по старым или тем, что вступили в 2009 году. Адвокат все, кажется, железно обосновал, но решать будут судьи.
— Спортивную форму поддерживаете?
— Честно говоря, душа не лежит к тренировкам. Впрочем, у меня есть сынуля, мне есть чем заниматься. А вот Катю как жалко — у нее же вся карьера еще впереди.
Ярослав КОРОБАТОВ, Зальцбург — Москва
«Комсомольская правда»
