Известная норвежская лыжница Тереза Йохауг выпустила свою автобиографию под названием «Вся история».
В книге значительное место занимает история о событиях, произошедших летом и осенью 2016 года, когда у спортсменки был обнаружен положительный результат теста на клостебол. Дисквалификация привела к тому, что Йохауг пропустила два сезона, включая Олимпийские игры 2018 года. Однако она смогла вернуться и добиться справедливости.
В дальнейшем Тереза поделится подробными воспоминаниями о пережитых ею днях: она расскажет об истерике перед зеркалом, о сложных беседах с родными, о конфликте с федерацией и даже о том, как ручка пролетела вблизи головы президента.
Подзаголовки и выделения зеленым маркером – Sports.ru.
Астма и норвежские лыжи: история с Сундбю и вероятность подобного случая с Йохауг?
За два дня до возвращения домой мы приехали в Ливиньо, а 18 июля, в понедельник, поступила новость, повергшая нас в состояние тревоги. Отчет комиссии Ричарда Макларена, который был обнародован, выявил допинговый скандал, связанный с российскими спортсменами на Олимпийских играх 2014 года в Сочи.
Информация, которую я изучила, представлялась крайне нереальной. Учитывая количество российских спортсменов, уличенных в употреблении допинга на протяжении многих лет, можно с уверенностью полагать, что схема подмены образцов была организована для обеспечения безнаказанности. Тогдашняя комиссия также выявила очевидные свидетельства того, что именно так и произошло.
На женских лыжных соревнованиях в Сочи российские спортсменки не завоевали медалей, даже несмотря на определенные обстоятельства, однако в марафоне трое представителей России обогнали Мартину Йонсруда Сундбю. Возникает вопрос, была ли у него отобрана золотая медаль вследствие нечестной игры?
Несмотря на то, что я почти верила, что данные, изложенные в отчете, являются ложными, были основания полагать, что это не так.
Невероятно, но день возвращения домой оказался еще более нереальным. 20 июля на пресс-конференции Мартин неожиданно объявил, что его оштрафовали за нарушение антидопингового регламента. Ему назначили двухмесячную дисквалификацию и отменили результаты двух соревнований сезона 2014/15. Среди них был этап «Тур де Ски», и это лишило его общего призового места.
Мне было совершенно непонятно. Я не могла представить, что в нашей системе кто-то может прибегать к мошенничеству. Использование допинга противоречит всем тем принципам, которые формируют нас в Норвегии, и если выбирать спортсмена, который по-настоящему добивался успеха благодаря усердию, то это, безусловно, Мартин.
Таким образом, это прояснило причину его сдержанности в сезоне 2015 года. Расследование затянулось, апелляцию уже рассмотревал CAS. Мартин хранил все в тайне, надеясь на победу и избежание санкций.
Мужчину признали виновным в некорректном применении лекарственного средства «Вентолин», предназначенного для лечения астмы».
После этого возникли споры об использовании препаратов для лечения астмы в норвежских лыжных гонках, что уже не первый год вызывает обсуждения. Юстина Ковальчик ранее критиковала Марит Бьорген за применение лекарств от астмы еще на Олимпийских играх 2010 года в Ванкувере, заявляя, что результаты состязаний не должны определяться медикаментами. А теперь появляется информация о том, что руководство норвежской команды предоставляло лекарства от астмы спортсменам, не имеющим медицинских показаний.
Независимая комиссия провела расследование, результаты которого отражены в отчете, опубликованном в феврале 2017 года. В отчете указано, что не было выявлено доказательств проведения необоснованной диагностики и/или медикаментозного лечения спортсменов без предварительного диагноза «астма» или заболеваний, схожих с ней, затрагивающих дыхательные пути.
Лыжные гонки – это спорт, где наличие астмы у спортсмена является существенным недостатком, поскольку ключевым фактором является обеспечение мышц максимальным количеством кислорода. Этот вид спорта нередко провоцирует развитие астмы из-за значительных физических нагрузок на холодном воздухе. Я никогда не считала проблемой использование спортсменам с астмой медикаментов для поддержания нормальной функции легких, и уверена, что Мартин не стремился к нечестной игре.
У меня ранее не диагностировали астму. Ежегодно я проходила обследование, и объем легких всегда был нормальным. Специалисты, проводившие тесты, отмечали, что я не имею признаков «износа» легких после 15-20 лет физической работы, часто выполнявшейся на холоде. В связи с этим, мне никогда не рекомендовали использовать лекарства от астмы. Таким образом, практика, применявшаяся руководством сборной Норвегии, когда здоровым спортсменам давали такие препараты для повышения результативности, в моей ситуации не имела места.
Солнечный ожог: изменения, происходившие с губами Терезы, и то, как был подобран крем для её лечения
Тем летом я уделяла много времени тренировкам. В июне было наработан 120 часов. В июле последовало ещё 122 часа. Общий объем физической активности – 242 часа за два месяца – казался значительным даже для меня. Во время сбора в Лиллехаммере 7-13 августа я почувствовала, что устала…
«Чувствую себя уставшей, не уверена, что тренировка принесет пользу», – записала я в дневнике после занятия на лыжероллерах 16 августа. После беседы с Роаром Йельмесетом, который занял должность главного тренера сборной после отставки Эгиля Кристиансена, я решила не участвовать в турнире Toppidrettsveka в Ауре и Тронхейме…
В среду, 24 августа, я начала свое путешествие по Европе. Первым пунктом назначения стала Австрия, где меня ждала фотосессия с Фишером, а на следующий день – Зайзер Альм. Яркое солнце освещало все вокруг, создавая прекрасные условия для тренировок. 28 августа состоялось отличная пробежка, однако после этого мне стало неважно.
«В целом все прошло успешно, но, вероятно, в последние дни было избыточное воздействие солнечных лучей, что привело к ощущению солнечного удара, сопровождавшемуся ознобом и незначительным повышением температуры тела. К вечеру самочувствие улучшилось».
Фраза о том, что «вечером стало получше», видимо, была призвана поддержать дух. Однако на самом деле у меня возникли расстройства желудка. Все, что я пыталась употребить в пищу, быстро проходило через организм. У меня и раньше случались солнечные удары, поэтому я не сомневалась в диагнозе, но тем не менее я обратилась к врачу команды, Фредрику Бендиксену (на фото ниже), и сообщила о своем состоянии.
Поскольку у меня возникли проблемы с желудком, я не обратила внимания на другую неприятность, которая появилась после пробежки, и поэтому не рассказала Фредрику в начале разговора. Мои губы были сильно повреждены солнечными лучами. По мере улучшения состояния желудка, губы продолжали причинять дискомфорт. Они трескались и очень болели как днем, так и ночью, особенно во время еды.
Гораздо позже я осознала, что проблемы были обусловлены не только воздействием солнца. Основная причина заключалась в том, что я продолжала перегружать организм, находящийся в состоянии физического и психологического дисбаланса. Не стоило мне тогда отправляться на сбор в горы. Мое тело подавало признаки усталости еще в августе, но ни я, ни окружающие не обратили на них внимания. И теперь оно решительно протестовало.
Я поддерживала связь с Фредриком, и мы с ним обсуждали возможность моего возвращения домой. Однако, после недели, проведенной в Зайзер Альм, я продолжила путь в Ливиньо, как и было запланировано. В четверг, 1 сентября, на следующий день после моего прибытия, я снова связалась с Фредриком. Состояние моих губ ухудшалось. Каждое утро подушка оказывалась испачканной кровью. Раны время от времени заживали, но вновь надрывались и кровоточили при каждом открытии рта. Фредрик собирался приехать поздно вечером, поэтому я решила остаться, чтобы он, по крайней мере, увидел это.
На следующий день, когда мы встретились на завтраке, он сразу же понял, о чем я говорю. Он немедленно направился в свою комнату, чтобы достать из чемоданчика, который всегда берет с собой в дорогу, то, что мне было нужно. Однако в нем не оказалось необходимого крема, и ему пришлось отправиться в аптеку в Ливиньо, чтобы найти средства для заживления моих ран.
К субботнему ланчу, 3 сентября, он принес мне тюбик крема. Это оказался не тот продукт, который он собирался доставить из Норвегии, поэтому я поинтересовалась, безопасно ли его использовать. Он заверил меня в отсутствии каких-либо рисков, и я обрадовалась, что, наконец, получила средство, которое поможет облегчить боль.
К сожалению, крем оказался неэффективным, что Фредрик также заметил, когда мы встретились на ужине на следующий день. Тогда он вошел в комнату и принес другой, приобретенный одновременно с первым, который я могла бы использовать, если первый не подойдет. Я снова задала тот же вопрос и получила тот же ответ – крем безопасен. Фредрик также рассказал, как им пользоваться, поэтому я избавилась от упаковки и инструкции, вернувшись в комнату. Перед сном я нанесла тонкий слой, как и рекомендовал Фредрик.
В пятницу, 5 сентября, состоялась наша встреча с представителями СМИ. Именно это событие стало причиной появления Фредрика в Ливиньо. Ему предстояло ответить на вопросы, касающиеся расследования дела Мартина, и разъяснить протокол применения лекарственных препаратов в норвежской сборной. Я также постаралась подготовиться к ответам на вопросы об использовании лекарств от астмы, поскольку это дело вызвало широкий резонанс среди журналистов. В то же время у меня, если честно, было достаточно проблем со здоровьем, поэтому я не испытывала нетерпения в ожидании пресс-конференции.
Несколько журналистов сделали замечание относительно моих губ.
«Тереза, ты получила травму или что-то подобное?» – поинтересовались в NRK.
У меня время от времени появлялся герпес, и в Aftenposten предположили, что это был один из самых тяжелых случаев, более серьезный, чем обычно. Я объяснила, что это не соответствовало действительности.
«Кажется, это может напомнить удар, однако в Зайзер было очень солнечно, и мои губы обгорели. Это причиняет боль, но, к счастью, уже проходит», – ответила я.
Крем действительно оказывал эффект, однако губы стали кровоточить при открывании рта, когда мы, чтобы разнообразить питание, посетили ресторан Why not?, который мы часто выбирали, устав от отельной еды. Я попыталась остановить кровь с помощью салфетки, но вкус крови все равно ощущался в еде. Для меня это был завершающий вечер на мероприятии, а на следующий день я вылетела в Белград для рекламной съемки.
Сотрудники Huawei были явно удивлены, когда я появилась в студии в четверг, 8 сентября. Мои губы оказались совершенно неподходящими для рекламного ролика, и, вероятно, это стало одним из самых сложных испытаний для гримера. Для меня этот опыт тоже не принес удовольствия – косметические средства вызывали ощущение жжения, подобное тому, что возникает при попадании соли на открытые раны…
«Результат анализа оказался положительным». Я посмотрела на себя в зеркале и издала крик
Во вторник, 4 октября 2016 года, Нильс Якоб и я (на тот момент жених Терезы – Sports.ru) проснулись в нашей квартире на улице Улафа Булла. Погода была пасмурной и нерадостной, поэтому я постаралась ускорить утреннюю тренировку. Затем нас ждал продолжительный и приятный обед.
После трапезы Нильс Якоб отправился в магазин, а я включила радио и приступила к уборке пылесосом. Вскоре я осознала, что не внесла кардамон в перечень необходимых покупок. Я выключила пылесос и начала искать мобильный телефон. Он находился на зарядке на подоконнике.
Я проверила телефон и увидела пропущенный звонок от Видара Лефсуса, спортивного директора сборной. Мне показалось странным, что он позвонил, ведь он редко связывался со мной.
Затем я заметила несколько новых сообщений. Последнее из них поступило из Антидопингового агентства Норвегии. Я не могла вспомнить, чтобы они когда-либо писали мне. Ниже находилось смс-сообщение от Видара, которое я открыла первой. «Привет. Было бы неплохо, если бы ты перезвонила мне, как только сможешь». Я могла бы сделать это немедленно, но мне было интересно, что хотели узнать в антидопинговом агентстве.
Чтобы получить доступ к сообщению, потребовался пароль, который также был необходим для чтения электронного письма, отправленного мне.
Не замечая, я начала бесцельно перемещаться по квартире с телефоном в руке. Открыла свою электронную почту, перешла по ссылке и ввела пароль.
«Сдана положительная проба – 16.09.2016»
Я замерла, однако паника не наступила сразу. Первой моей мыслью было, что произошла ошибка. Я подумала, что сообщение отправлено не тому человеку, и мои глаза скользнули по тексту. Так или иначе я оказалась в коридоре перед комодом, над которым висело зеркало. Встретившись взглядом с собственным отражением, я издала вой.
Похоже, вся улица могла его услышать, несомненно, Нильса Якоба. Он уже стоял на верхней ступеньке лестницы и резко потянул за ручку входной двери позади меня. Я с трудом вспоминаю, что происходило в последующие минуты, поэтому приходится полагаться на его рассказ. Я стояла, парализованная страхом, и, глядя на свое отражение, повторяла: «Но я ведь ничего не сделала не так, я ведь ничего не сделала не так!» снова и снова.
Нильс Якоб пытался меня утихомирить, чтобы я смогла рассказать о случившемся. Я не могла произнести ни слова и просто передала ему телефон, чтобы он сам ознакомился с содержанием. «Я не виновата, Нильс Якоб, я не виновата!» – повторяла я.
Он отложил в сторону пакет с яйцами, мукой и сахаром и аккуратно повёл меня в гостиную. Мы уселись на диван. В голове крутилась лишь одна мысль: произошла какая-то ошибка. Я не могла понять, что это могло значить.
Нильс Якоб сохранял спокойствие. Он поинтересовался, есть ли у меня копия контрольной анкеты к тесту. Я знала, что она находится в папке на кухне, в шкафчике со специями. Мы обнаружили анкету, после чего Нильс Якоб приступил к расследованию. Он заметил, что я указала оба крема, и попросил найти тюбики. По всей видимости, мне это удалось, так как вскоре он уже держал их в руках.
Он вошел на сайт Felleskatalogen в сети интернет. На этом ресурсе расположен поисковик Антидопингового агентства Норвегии, позволяющий установить, содержат ли лекарственные препараты вещества, включенные в список запрещенных. Зеленый персонаж указывает на отсутствие ограничений, а желтый – на наличие запрета, но с некоторыми оговорками. Значение красного персонажа также очевидно.
Нильс Якоб проверил оба крема, но ни один из них не вызвал появления соответствующих записей – в базе данных они не были зарегистрированы. Поэтому он обратился к сайту WADA, где также не обнаружил нужной информации. Вместо этого он начал поиск по действующим веществам. Вскоре выяснилось, что «Трофодермин», крем для губ, полученный мной от Фредрика, содержит клостебол – вещество, по которому я дала положительный результат теста, как было указано в письме Антидопингового агентства Норвегии. Это вещество не было внесено в базу данных Felleskatalogen, но это не принесло облегчения.
«Вот этот крем», – закончил Нильс Якоб, демонстрируя мне тюбик.
В проведенном тестировании не было выявлено ошибок. Неправильно оказалось то, что в образце моей мочи обнаружили запрещенное вещество. Результаты допинг-теста оказались положительными.
«Мы выясним, что происходит, – заявил Нильс Якоб. – Необходимо прояснить все детали, а затем тебе следует связаться с Антидопинговым агентством Норвегии. Однако предварительно позвони Видару».
В момент разговора с Видаром я чувствовала полное замешательство. Он уже ехал к нам на машине. Никогда раньше не замечала, чтобы Видару было так трудно подбирать слова, как в тот день. Обычно у него не возникает сложностей с выражением своих мыслей, а теперь он просто плакал вместе со мной.
Я отчетливо помню его слова: «Я буду рядом с тобой, пока ты не вернешься на правильный путь, это моя клятва».
Я долго размышляла об этом высказывании. В тот момент я еще не осознала, что могла упустить хотя бы одну гонку.
Еще до моего приезда к нам приехал Фредрик. Он находился в подавленном состоянии, многократно извинялся и заверял, что приложит все усилия, чтобы доказать отсутствие моей вины в случившемся и что у меня не было намерения совершить мошенничество. Это все, что было сказано. Для всех нас ситуация казалась нереальной…
После обеда к нам присоединилась юрист Федерации лыжных видов спорта Норвегии Анна-Лиза Ролланд. Она старалась нас поддержать, а затем начала аккуратно выяснять, осознаем ли мы всю серьезность ситуации. Нильс Якоб поделился информацией о том, что мы немного изучили клостебол. Анна-Лиза отметила, что, согласно теории, это вещество может повлечь за собой дисквалификацию на срок до четырех лет. Она уже имела опыт работы над подобными случаями и знает, чем они заканчиваются. Мне было непросто улавливать суть разговора, однако Нильс Якоб что-то записывал на бумаге.
Затем она сообщила, что Норвежское антидопинговое агентство пригласит меня на слушание через неделю и посоветовала найти юриста. В этот момент я резко встрепенулась. Мне действительно нужен юрист? Не должна ли Анна-Лиза взять это на себя, не для этого ли она здесь? Разве Фредрик не утверждал, что докажет мою невиновность? Не обещал ли Видар поддержать меня? И не пообещала ли федерация помочь разобраться в этой ситуации?
У меня возникло предчувствие неприятностей, когда она рассказала, что федерация может выступить против меня в этом процессе, поскольку дисквалификация из-за допинга повлечет за собой нарушение условий моего соглашения с федерацией. Ситуация оказалась еще более запутанной, чем я думала. Я уже успела почувствовать доверие к Анне-Лизе, она казалась внимательной и проявляла сочувствие, и я надеялась на ее поддержку. Однако выяснилось, что она не входит в состав моей команды.
Анна-Лиза уже расспросила о потенциальных адвокатах и получила рекомендацию от коллеги из НОК Норвегии. «Если бы это случилось с моим ребенком, я бы обратился к Кристине Вейеред», – отметил он. Я ранее не слышала о ней, поскольку в целом мало что знаю об адвокатах.
«Вам необходимо найти адвоката, которому вы сможете доверять», – заявила Анна-Лиза. Нильс Якоб зафиксировал имя.
После того, как Анна-Лиза покинула нас, мы просто сидели и смотрели друг на друга. Мы были уверены в поддержке федерации, однако в итоге остались предоставленными своим силам. Нильс Якоб, как обычно, мыслил более трезво. Его беспокоили ее последние слова, касающиеся доверия. Нам необходимо проявлять особую осторожность в отношении того, кому мы сообщаем сведения. Если эта информация станет известна прессе, последствия будут непредсказуемыми.
Я не могла предположить, что эта история появится в газетах. Мне казалось, что дело будет завершено, как только я и Фредрик доложим Антидопинговому агентству Норвегии о произошедшем. Я всего лишь применяла крем для сухих губ, который мне выдал врач федерации. В моем представлении допинг – это получение преимущества над конкурентами с помощью запрещенных веществ. Здесь ситуация оказалась иной.
Я была подавлена не из-за опасения возможных последствий, причина заключалась в другом. Я, Тереза Йохауг, уроженка Далсбюгды, получила положительный результат теста на допинг. Я находилась под следствием, меня подозревали в мошенничестве, что противоречило всем принципам и ценностям, которые мне внушали в семье.
Мои бабушка и дедушка, а также родители, своим личным примером убедили меня в том, что для достижения успеха необходим только постоянный труд. Этот принцип всегда был важным в моей лыжной карьере, и именно на нем она и была построена. Систематические занятия с самого начала способствовали моему прогрессу. Более 15 тысяч часов тренировок, проведенных в мороз, зной, дождь и непогоду, стали причиной того, что я стала лучшей лыжницей в мире. Я презирала все, что имело отношение к мошенничеству.
Теперь мне приходилось скрывать это, пока я не докажу свою невиновность и дело не будет завершено. Это означало, что нужно продолжать жить, как будто ничего не произошло, чтобы не прибегать к обману, поскольку я не желал этого.
«Ну что ты наделала?!» — воскликнули родители и брат
Сначала я, по старой привычке, позвонила отцу, как будто после соревнований.
«Привет, Тереза, как твои дела в Осло?» – спросил он, как обычно, с энтузиазмом. У меня в животе неприятно сжалось от его голоса. Я понимала, что возлагаю часть ответственности на него.
«Всё в порядке. Как у вас?» – произнесла я. Ситуация была благополучной, он и мама только что завершили работу в коровнике. Мама уже покинула помещение, а он готовился сделать то же самое. Я постаралась набрать в себя всю необходимую решимость.
«Мне необходимо тебе кое-что рассказать», – проговорила я, с трудом подбирая слова. Я начала всхлипывать. Слезы текли, но в итоге я смогла изложить всю историю. Он заметил мои обожженные губы, когда я была дома, в Далсбюгде. Я поведала о креме, который стал причиной положительного результата допинг-теста. Он не перебивал меня, он просто слушал.
«Всё наладится», – произнес он, когда я закончила говорить. Затем он спросил, что ответила федерация. Я сообщила ему о визите юриста и слушании, назначенном на следующую неделю.
«Да, конечно, все будет хорошо», – повторил он, сохранив при этом удивительно спокойный тон. Его невозмутимость немного передалась и мне. Бремя сокрытой информации ощутимо уменьшилось, когда я ею поделилась.
Я собиралась позвонить маме, поэтому мы попрощались. Когда мама ответила, я уже плакала – не оставалось возможности сказать, что все в порядке. Сквозь всхлипы я проговорила, что «произошло что-то серьезное», и услышала, как она встревожилась, когда я не смогла сказать больше ничего в течение нескольких секунд.
«Тереза, ты обязана рассказать, что случилось», – произнесла она твердо, как это умеет только встревоженная мать. Я повторила ей ту же историю. Ее ответ, скажем прямо, меня поразил.
«Слава Богу, все в порядке!» – воскликнула она. – «Я уже подумала, что с Нильсом Якобом или Карстейном, братом Терезы (как сообщает Sports.ru), что-то произошло, или ты серьезно заболела, или что-то подобное!»
Это несомненно изменило мое восприятие ситуации. Все могло обернуться гораздо более негативными последствиями.
Обстоятельства, в которых я находилась, были крайне сложными, и моя мама осознавала это. Она старалась меня успокоить и повторила то, что говорили другие: все разрешится после беседы с Антидопинговым агентством Норвегии. Они поймут, что я не стремилась к обману.
«Никто не умер, все твои близкие рядом с тобой, твоя семья и друзья. Мы будем поддерживать тебя во всем», – произнесла она в завершение…
Реакция Карстейна оказалась иной, отличной от тех, что я наблюдала у других людей, которым доводилось об этом рассказать.
«Что ты наделала?» – резко спросил он, едва я закончила объяснения. Мы продолжали идти, но он обернулся и смотрел прямо на меня.
«И ты не проверила?!» – спросил он, услышав о креме. Я, рыдая, заверяла его, что запросила информацию у Фредрика, ведь именно это и сделала. После повторного изложения всей ситуации он замер и замахал руками, а затем крепко обнял меня. Его раздражение быстро прошло, сменившись шоком.
«Я поддержу тебя в этой ситуации. Сейчас сосредоточимся на настоящем моменте, выход обязательно будет», – произнес он.
Как все рассказать команде и болельщикам?
…Нам требовалось срочно найти адвоката, поэтому мы обратились к Кристин Вейеред, которую нам порекомендовали. В то время она находилась в отпуске в Италии, и после возвращения у нее не было свободных мест в расписании. К тому же, у нее отсутствовал опыт работы в делах, связанных с допингом. Однако, у ее мужа, Кристиана Б. Юрта, партнера юридической фирмы Hjort DA, такой опыт имелся. Она передала запрос ему, и мы ожидали получения ответа в выходные дни.
… К счастью, за дело взялся Кристиан Б. Юрт. За два дня до слушания у меня появился квалифицированный адвокат, который мог оказать помощь. Он прибыл к нам на Улафа Булла в тот же вечер.
Несмотря на недавний отпуск, Кристиан производил впечатление опытного специалиста и был хорошо подготовлен. У меня сразу возникло ощущение, что этот человек серьезно настроен и может оказать мне помощь. Анна-Лиза Ролланд уже проинформировала его о текущей ситуации, и он разобрался в юридических тонкостях. Это вселяло оптимизм.
Он хотел, чтобы я рассказала ему историю, и я предоставила все подробности. Ему было важно, чтобы изложение было максимально точным, чтобы я впоследствии смогла корректно изложить это же в беседе с Антидопинговым агентством Норвегии. Он будет присутствовать там и при необходимости сможет задать вопросы, чтобы помочь мне изложить все обстоятельства.
Кристиан акцентировал внимание на необходимости опираться на факты и реальные события. Мои личные чувства или субъективное мнение не помогут в этой ситуации. Он также обозначил возможные последствия, которые показались весьма серьезными. Аналогичные случаи ранее приводили к дисквалификации, длящаяся более года. В любом случае, для выяснения потребуется время, по его словам.
…Я не хотела, чтобы мои коллеги по команде и спонсоры узнали об этом по косвенным сведениям, и уж точно не желала, чтобы информация попала в прессу. Мне было крайне тяжело поддерживать видимость спокойствия, и ситуация казалась безысходной. В итоге мы решили привлечь моего менеджера Йорна. Необходимо было разработать стратегию, как сообщить об этом.
После второй тренировки, которая состоялась в понедельник, 10 октября, я помылась и взяла в руки телефон. Меня охватил страх.
«Как ты, – поинтересовалась я, услышав его «алле».
«Всё в порядке, я смотрю «71 градус северной широты». А как ты?» – поинтересовался Йорн.
Я не нуждалась во лжи, так как не смогла произнести ни слова. У меня перехватило дыхание, и Нильс Якоб, находившийся рядом, извлек у меня из рук мобильный телефон. «Есть ли у тебя возможность приехать? Произошло некое происшествие, и мы должны тебе об этом рассказать», – произнес он.
Йорн прибыл оперативно. Мне потребовалось повторить рассказ. Это оказалось полезной подготовкой к завтрашнему слушанию. Для него эта история показалась не менее странной, однако нам удалось успокоиться и разработать план действий.
Йорну предстояло организовать встречи с моими спонсорами. Я планировала сопровождать его и лично рассказать им о произошедшем. Кроме того, я намеревалась проинформировать всех членов команды, а затем рассказать о случившемся журналистам.
Необходимо было согласовать детали и сроки с Федерацией лыжных видов спорта Норвегии. Я понимала, что этот разговор будет непростым, но чувствовала, что должна его провести – для собственного блага.
«Я не намеревалась обманывать, зачем же меня отстраняют?»
…Я находилась дома в компании своего адвоката, Кристиана, когда прозвучал звонок в дверь. Я знала, что пришли представители Антидопингового агентства Норвегии. В дверь вошли две женщины – одну, с темными волосами, звали Биргит, а вторую, со светлыми – Грю. Мы расположились на диване в гостиной, откуда открывался вид на озеро Богстадваннет.
Биргит поделилась, что ранее работала следователем в полиции, а сейчас трудится в ADNO, и это немного меня поколебало. Я не могла понять, будет это обычный разговор или допрос, но теперь очевидно, что это был допрос.
Повторение одного и того же сценария, после первоначального потрясения неделю назад, заставило меня надеяться на скорое разрешение ситуации. Однако мои ожидания не оправдались. У меня произошел нервный срыв, и в течение нескольких минут я потеряла способность говорить, лишь рыдала. К счастью, женщины проявили терпение и понимание. Я почувствовала, что им тоже эта ситуация показалась трагичной. Более того, они лучше меня предвидели, что меня ждет. Они осознавали, что я сталкиваюсь с серьезными трудностями.
В конечном итоге мне удалось закончить рассказ. После этого они начали задавать вопросы. Среди прочего, их интересовало, где находился чемоданчик Фредрика в Ливиньо и кто искал крем. На первый вопрос у меня не было ответа, однако я предположила, что он находился в комнате Фредрика. И, несомненно, именно Фредрик отправлялся на поиски нужного средства.
Их также интересовало общее применение медикаментов в команде, в частности, мой личный опыт. Я ответила прямо: лекарства я принимала крайне редко. Они поинтересовались, обращалась ли я когда-либо самостоятельно в аптеку для приобретения медикаментов. Я пояснила, что иногда покупаю препараты железа и витамин С в аптеках в Норвегии, но никогда не приобретала ничего за рубежом. Если мне требовалось средство от головной боли или вольтарен, я всегда брала их у врача команды.
Затем возник вопрос об упаковке. Их интересовало, получили ли я только тюбик или крем был помещен в коробку. Я пояснила, что крем находился в упаковке, когда Фредрик передал его мне. Не заметив этого, я выбросила коробку в мусор. Вкладыш был на итальянском языке, поэтому он последовал за ней. Фредрик же разъяснил мне всю необходимую информацию – что крем разрешен к использованию и как его применять.
После этого они поинтересовались моим мнением относительно личной ответственности спортсмена за вещества, попадающие в его организм. Я, безусловно, была в курсе этого вопроса, поэтому и обратилась к Фредрику. Затем они спросили, предпринимала ли я какие-либо дополнительные проверки. Я не проводила их, поскольку полностью доверяла ему.
Нам также пришлось уладить ряд существенных процедурных вопросов. Сначала меня спросили, признаю ли я нарушение правил. Я ответила отрицательно. В связи с этим я не смогла дать согласие на упрощенное разбирательство. Если дело будет открыто, оно будет рассматриваться судебным комитетом НОК Норвегии, однако я по-прежнему надеялась, что этого не произойдет.
Я также отказалась от добровольной приостановки участия. Я не имела намерения совершать мошенничество, так почему меня необходимо отстранять? Это было бы необоснованно.
В заключение они поинтересовались моим мнением о предстоящем публичном заявлении. Я уже немало времени обдумывала этот вопрос, и считала, что мне необходимо представить факты, прежде чем другие начнут искажать мою версию событий. Однако, прежде чем что-либо говорить, я хотела обсудить это с Кристианом. Кроме того, вечером у нас была запланирована встреча с федерацией.
Я испытывал облегчение, когда завершился допрос, или, скорее, беседа. В моей голове царил хаос, но я рад, что пережил это, и уверен, что смог передать все, как оно было.
Кристиан тоже был оптимистично настроен, хотя, вероятно, не в такой степени, как я. Он начал предупреждать меня о возможной приостановке работы на время разбирательства. До начала сезона оставалось больше месяца, однако отстранение вынудило бы меня пропустить тренировочный сбор на высоте в Валь-Сеналесе. Это вызывало у меня недовольство. В любом случае, это усилило необходимость раскрыть информацию о произошедшем. Иначе пришлось бы придумывать неправдоподобные объяснения, чтобы оправдать мое отсутствие в тех местах, где я должна была находиться.
Итогом разногласий с федерацией и просьбой солгать стал спор, разрешенный Нильсом Якобом
Со мной были Кристиан, Йорн и Нильс Якоб. Интересы Федерации представляли юрист Анна-Лиза Ролланд, президент Эрик Ресте, менеджер по коммуникациям Эспен Графф, председатель комитета по лыжным гонкам Турбьорн Скугстад и пресс-секретарь этого комитета Гру Эйде. Стало ясно, что это дело оказало тяжелое влияние не только на меня – за столом находилась группа людей, изрядно потрудившихся и уставших.
Кристиан и Йорн сообщили мне о своем согласии на освещение дела в средствах массовой информации. Федерация одобрила это решение, но они попросили немного времени, чтобы сначала провести презентацию через два дня.
В её состав входила общая пресс-конференция, посвященная началу сезона и чемпионату мира, где должны были быть озвучены планы на зиму. Приглашенные звезды выразили заинтересованность в интервью, и поинтересовались, сохраняет ли это актуальность для меня.
Об этом даже не упоминалось, я бы не смогла изображать, будто ничего не случилось, и рассказывать о своих планах на следующий сезон. Тогда мне предложили отказаться от участия и вместо этого придумать причину моего отсутствия. Мне рекомендовали сообщить, что я нездорова, якобы приболела.
Мне казалось невероятным то, что я услышала. Федерация лыжных видов спорта Норвегии предложила мне сыграть роль перед прессой, будто бы ничего не произошло, чтобы не препятствовать их планам по презентации? Не участвовать в мероприятии и солгать о причине моего отсутствия? Они уже забыли дело Сундбю и текущую проверку, связанную с препаратами для лечения астмы? Не осознают ли они, что мое и их имидж, а также репутация полностью зависят от нашей честности и способности вызывать доверие?
Мне повезло, рядом были люди, умеющие выражать мысли.
Йорн попытался убедить их, что подобное развитие событий неприемлемо. Пресс-конференция должна предшествовать презентации. Кристиан полностью согласился с его позицией. Решение о проведении мероприятия остается за федерацией, однако мы должны были первыми проинформировать общественность о настоящей причине моего отсутствия.
Федерация полагала, что это сорвёт их замыслы и что их интересы перестанут иметь значение, как только информация о моей ситуации станет публичной. Со временем дискуссия переросла в острое столкновение мнений.
В конце концов Нильс Якоб, обычно спокойный и рассудительный, не выдержал. Он резко поставил свои большие руки на стол, откинулся на спинку стула, а затем встал и в резкой манере выразил беспокойство о моем состоянии и подавленности. Он говорил о том, сколько сил потребовалось, чтобы скрывать этот ужасный секрет, который ставил под сомнение мою репутацию.
«Разве вы хотите, чтобы Тереза пошла туда и солгала?!» – воскликнул он в ярости, сбросив ручку со стола и швырнув ее с силой. Она, подобно снаряду, пролетела по комнате над головой президента федерации и с треском ударилась о стену.
В комнате наступила тишина. Ролланд что-то тихо сказала Ресте на ухо, президент откашлялся и обратился к ней: «Хорошо, Тереза. Организуй пресс-конференцию в четверг. Нам придется отменить презентацию».
«Вы, вероятно, заметили, что в последнее время мое поведение было необычным». Обращение к команде
После второй тренировки я уведомила всех членов сборной о приглашении посетить меня вечером.
Все члены команды прибыли практически одновременно. Я разместила на столе закуски и сладости. Некоторые расположились на диване, остальные – на стульях. Происходил неспешный разговор, но никто не пытался пошутить – все чувствовали, что со мной произошла какая-то неприятность. Похоже, я уловила в глазах некоторых из присутствующих волнение и даже опасение.
Наблюдать за всеми этими людьми вокруг меня было незабываемо. Путешествия по миру в компании людей сближают. Так формируется своеобразная группа, где люди тесно связаны, знают друг о друге все, принимают недостатки и желают добра. В определенном смысле, это была моя собственная, расширенная семья. Когда все присутствовали, я нашла в себе силы и произнесла то, что должна была сказать.
В комнате воцарилась тишина, ощущалось напряжение, казалось, все затаили дыхание, однако я не думаю, что кто-либо из присутствующих мог предположить, о чем будет идти речь.
«Как вы, вероятно, заметили в последнее время, мое поведение было несколько необычным. Причина в том, что анализ моей допинг-пробы оказался положительным», – заявила я.
Я полагаю, люди были потрясены. Со временем мне стало ясно, что некоторые испытали облегчение – они опасались, что я серьезно больна, или что-то в этом роде.
Я изложила все подробности. В этой организации я не боялась, что мне не поверят. Они видели мои слова в Ливиньо, все привыкли доверять сотрудникам команды, особенно Фредрику, который, вероятно, был нашим наиболее опытным и заслуживающим доверия экспертом.
В тот вечер я почувствовала искренние и теплые объятия, и это принесло мне огромное облегчение, так как я, наконец, смогла рассказать им все, что накопилось.
Пресс-конференция
Фредрик возглавил группу, идущую по короткому коридору, за ним следовали я, Эспена Граффа и Нильс Якоб. Я никогда прежде не видела такого обилия вспышек. Заметив, что у некоторых журналистов глаза выражают беспокойство, я поняла, что многие считают предстоящее событие сложным.
Нильс Якоб выбрал стул у стены, близко к сцене, чтобы я могла видеть его. На стол я поставила перед собой текст выступления, который могла бы использовать при необходимости.
«Хочу начать с того, что я совершенно истощена. Меня гнетут тяжелые переживания. Я возмущена сложившимися обстоятельствами. Эта ситуация не поддается описанию, и у меня нет возможности выразить словами, насколько тяжело я чувствовала себя на протяжении последней недели», – начала я, ощутив ком в горле и даже удивившись тому, что смогла что-то произнести.
«Я осознаю, что несу ответственность за то, что потребляю, и приняла это на себя, проконсультировавшись с врачом, специалистом по спортивной медицине, мнению которого я полностью доверяю», – добавила я.
«Мне искренне жаль, что я не обратил на это внимание и тем самым поставил Терезу в непростую ситуацию», – заявил Фредрик, сообщивший о своем немедленном уходе с должности врача команды.
Вся сессия казалась нереальной. Мое зрение было затуманено, воспоминания об этом практически отсутствуют, однако заключительное высказывание я впоследствии увидела в телевизионной трансляции.
«Я докажу всем, что не виновна в этом деле», – заявила я, ударив кулаком по столу, акцентируя внимание на слове «невиновна». Это не было частью плана, а произошло неожиданно.
Изначально было принято решение, что я не буду отвечать на вопросы – эту задачу возьмет на себя Фредрик. Поэтому я вышла из комнаты, произнеся все, что хотела сказать. Я не представляла, сколько времени это заняло. Во мне все еще бушевали чувства, но в тот момент я ощутила, что смогла высказаться.
Позднее я осознала, что стоило выразиться иначе. В частности, я заявила, что «моя вина равна нулю». Это прозвучало так, будто я, как спортсмен, отказываюсь от ответственности за контроль над тем, чтобы в организм не попали запрещенные вещества.
Я не раз сама была свидетелем того, как спортсмены перекладывали на врачей ответственность за употребление допинга. Мне не удавалось соотнести средство от обветренных губ с применением запрещенных препаратов ради победы в состязаниях.
Я могла бы более ясно обозначить, что взяла на себя ответственность, однако в тот момент я была уверена, что это я и сделала, обратившись к Фредрику и уточнив, уверен ли он в возможности использования мною этого крема. До сих пор я не понимаю, почему было недостаточно просто поверить его словам. У меня не было оснований для сомнений.
Я хотела бы подчеркнуть, что моя злость была направлена не на Фредрика, а на сложившиеся обстоятельства. С самого начала Фредрик признал, что не смог выполнить свои обязанности. Мы с ним были согласны в оценке произошедшего, и он предпринял шаги, чтобы взять на себя часть ответственности.
Удары по столу также были неуместны. Я попросту утратила самообладание. Предварительные занятия с Нильсом Якобом не принесли существенной пользы: чувства все же поглотили меня. Требовалось немало времени, чтобы я смогла взглянуть на ситуацию с позиции стороннего наблюдателя. Ощущение несправедливости глубоко укоренилось во мне.
По пути домой я проверила телефон. Там было множество сообщений. Все они выражали поддержку. Люди испытывали сочувствие, жалели и, главное, верили мне. Хотя теперь все знали о положительном результате теста, я ощутила некоторое облегчение и радость.
Перевод с норвежского, «Тереза Йохауг, вся история»