Системы привлечения к ответственности спортсменов ужасна из-за отсутствия у них средств противостоять WADA и мировым спортивным организациям.
В интервью RT Екатерина Глазырина, биатлонистка, рассказала об этом.
По её словам, для защиты своего имени в суде ей с мужем может понадобиться более 100 тысяч швейцарских франков. Четырёхкратная чемпионка России также рассказала о причинах продолжения карьеры, подчеркнула важность не только стрелковых тренировок и объяснила, почему не может работать по планам сборной самостоятельно.
Врачи, лечащие неизлечимых больных, часто рассказывают о стадиях психологического переживания болезни: шок, гнев, торг, депрессия и принятие. Подобное характерно для спортсмена, дисквалифицированного без возможности обжалования, как это было с вами после первого двухлетнего отстранения. Что происходит сейчас, когда вас вторично отстранили от выступлений? Это по-прежнему болезненно или воспринимается просто как факт биографии?
— Первый раз, когда меня дисквалифицировали, я пережила все стадии, о которых вы говорите. Сейчас понимаю: подобное может произойти с любым спортсменом. Никто не заинтересован в реальном расследовании. Мне приписали нарушения по одной пробе. Хорошо. Но через два дня я сдаю другую пробу — и там всё чисто. Почему? Если есть подозрения, почему не посмотреть соседние пробы и, если они чистые, хотя бы усомниться в правильности наказания?
Служба безопасности регби (СБР) вела расследование вашей первой дисквалификации без оповещения вас о ходе следствия и фактически замедлила процесс.
— Полной информации по первому случаю у меня нет. С дисквалификацией я не согласна была, но честно её отбыла, честно вернулась в спорт, и все мои пробы после этого — чистые. Я всё это время жила мечтой вернуться, мечтала выступить на Играх в Пекине, хотя, конечно, слышала о том, что на Олимпиаду меня больше не пустят.
В связи с новым обвинением я собираюсь самостоятельно изучить материалы дела и довести его до завершения, чтобы защитить свое имя.
— В последнее время ваш супруг выразил мнение, что в данном разбирательстве участие государственных структур было бы уместно. Разве не кажется вам, что с имеющимися проблемами вас никто не захочет поддерживать?
Согласен с этим. Потому и не жду помощи от других. Будет поддержка — отлично, а лучше рассчитывать на себя.
— Финансовые — в том числе?
Мы проконсультировались с иностранными юристами, которые оценили стоимость юридической помощи и возможных судебных разбирательств в 100 тысяч швейцарских франков. Эта сумма, возможно, увеличится. Для нашей семьи это значительная финансовая нагрузка.
Системы обвинения и наказания спортсменов ужасна: невозможно противостоять WADA и мировым организациям. Муж и я настроены продолжить борьбу за доказательство моей непричастности.
Мы получили двухмесячную отсрочку для сбора всех документов и полного понимания оснований обвинения. Для этого запросили у IBU всю информацию по инкриминируемым мне пробам. Полученные ранее уведомления не позволяли предпринимать какие-либо действия.
— За это время, пока будут проводиться разбирательства, вам разрешат заниматься тренировками?
На спортивных объектах федеральных центров и трассах, где трудятся сборные команды, моё присутствие нежелательно. Однако это не доставляет серьёзных неудобств. Тренируюсь привычным способом, планирую сборы там, где есть снег и высота, чтобы одним мероприятием решить две задачи сразу.
В Барнауле можно уже заниматься спортом на снеге?
С лыжами всё хорошо, место под снегоход найду.
— Что предлагаете взамен стрельбы из винтовки по мишеням?
Стрельба для меня прежде всего — это психология. Не вижу проблемы в том, что какое-то время буду обходиться без тренировок по стрельбе. В этом плане никогда не боялась оставаться на время без практики. Всегда знала, над чем и как должна работать, как исправлять ошибки, если стрельба идёт не так.
— После дисквалификации в феврале 2017 года возникали сомнения о продолжении карьеры или завершении спортивной деятельности?
Конечно. После декрета, вынужденной, но приятной паузы, я вернулась. О дисквалификации первой мыслью было желание бегать и возвращаться снова. Продолжала тренироваться, но психологически возникали трудности. Бежала по лыжне и думала: «Зачем я это делаю? Кому всё это надо?».
— Ответ находили?
Тогда меня очень сильно поддерживала семья. Я уходила не из региональной команды, а из сборной. Знала, как бегут на Кубке мира, могла сравнить себя с теми, кто там соревнуется. Поэтому и вернулась. Знала, что смогу выступать на высоком уровне.
Верно ли, что после появления ребенка женщина меняет подход к тренировкам и соревнованиям?
В моём случае да. Более осознанно ко всему подходишь. Раньше всё время тренировалась с кем-то: в региональной команде или сборной. Есть общий план, все его выполняют. Тебе сказали — ты делаешь. Зачем? В команде вообще не думаешь о таких вещах. Чтобы понять себя, организм, наверное, нужно какое-то время поработать в одиночку, научиться чувствовать, какие тренировки нужны, а какие лишние. Сейчас, выполняя те или иные нагрузки, знаю, что получу на выходе. Соответственно, могу более осознанно и грамотно выстроить подготовку не только к зиме, но и по ходу сезона.
Какова ваша нынешняя задача, учитывая возраст, неопределённость из-за повторения отстранения и продолжительный период без состязаний? Размышляете ли вы о таком аспекте?
Я всегда заявляла: возвращаюсь для выступлений на самом высоком уровне.
Мне бы хотелось участвовать и в личных соревнованиях. Кубок мира и чемпионаты мира для меня даже важнее Олимпиады. Сейчас участие в Играх не зависит от нас. Непонятно: пригласят или нет. Если честно, очень хочется туда попасть, но не ради самого участия.
В каком возрасте, по-вашему, наступает граница, за которой невозможно стать лучше?
Никогда не задумывалась об этом. Скажу себе, что больше не могу — тогда нужно остановиться. Если ты не устал после тренировки, значит, потратил время зря. Устают и те, кто моложе. Пока не готова утверждать, что ощущаю свой возраст. Не чувствую этого. Теоретически восстановление должно занимать больше времени, но в этом аспекте разницы между мной и совсем молодыми девушками нет.
Михаил Шашилов, новый руководитель женской команды в этом сезоне, сильно надеялся на вас.
Я ощущала это. Помню, занимались в Ижевске на первом сборе, была тяжелая и продолжительная тренировка — имитация. Не помню точно, что сказал Михаил Викторович, но смысл заключался в том, чтобы справиться с этой тренировкой, чтобы быть в десятке на Кубке мира или в тройке эстафеты. Вот это понимание, что делаем то-то для того, чтобы быть там-то, постоянно мотивировало и не давало остановиться.
Постоянно ощущала поддержку Вольфганга Пихлера во время нашей совместной работы. Он часто повторял мне по-английски: «Я верю в тебя». Сначала было непонятно: зачем говорить об этом спортсмену? Вроде тренируемся — и тренируемся. Но в трудные моменты вспоминались эти слова, придавали силы. Думаю, Пихлер это понимал. Он всегда находил именно те слова, которые хотелось услышать.
Начав сотрудничество с Пихлером, вам пришлось немало привыкать к возможностям переменных нагрузок.
Первое впечатление было, конечно же, шокирующим — слишком большая разница с тем, как мы тренировались до прихода Вольфганга в команду. С его появлением всё изменилось. Думаю, что немного перебирали с объёмами. Плюс нужно было больше общаться и обсуждать. Но это я сейчас понимаю. А тогда рассуждала как все: задание дали — два часа кататься на роллерах с определённой интенсивностью — воспринимаешь буквально. Без каких-либо послаблений.
— Так вы вообще не думали, что с тренером можно поговорить о чём-то?
Было несколько моментов, когда я понимала, что при выполнении всей тренировки окажусь неспособной встать на следующий день. Даже ругалась с Пихлером по этому поводу, а — в свою очередь — грозился отправить меня со сбора домой. Но однажды сам пришёл ко мне и сказал: «Вчера ты сделала такую хорошую тренировку, давай сегодня просто покатаемся без нагрузки…» Это очень меня удивило.
Предпочитаете ли Вы постоянный контакт с тренером или работать без вмешательств других?
Тренироваться одному сложнее заставляет себя выполнять нагрузку. В команде проще: можно поговорить с тренером о самочувствии, посоветоваться. Также всегда есть кто подтолкнёт. Пока работала со сборной, был ещё капитан — Алексей Волков, связующее звено между нами и тренерами.
Я пока себе не представляю, чтобы кем-то был наставником. Хотя всегда замечаю, когда спортсмен что-то делает неправильно. Даже подсказать иногда хочется, но каждый раз останавливаюсь. Если есть тренер, зачем моим мне своим мыслям лезть?
— По чьим планам вы тренируетесь сейчас?
Муж преимущественно разрабатывает планы. Это вынужденная мера: команда сейчас находится на сборах в Сочи, и возможности для тренировок у девочек больше, чем у меня здесь. Но мы постоянно на связи с Михаилом Викторовичем.
— На каких лыжах вы сейчас бегаете?
— На тех, что у меня были до дисквалификации. Хорошие лыжи сложно найти. В этом сезоне приобрела четыре пары, но на соревнованиях использовала только одну. На остальных ещё не каталась — подходящая погода отсутствовала.
— Со связями с девушками, пережившими, подобно вам, обвинения в употреблении допинга, всё хорошо?
В последнее время хотела к Ольге Вилухиной заехать, проезжая мимо Новосибирска, но оказалась там в семь утра. Не стала беспокоить, но мы общаемся. Ольга дома, воспитывает ребёнка. Все хорошо.
У вас когда-нибудь появляются чувства вины перед своим ребёнком из-за того, что его воспитывает бабушка, а не мать?
Сыну сейчас уделяется меньше внимания, но у меня нет чувства вины. Пока я была дисквалифицирована, мы Антона постоянно брали с собой — на тренировки, на сборы, если не очень далеко ехать. Он к такому образу жизни привык, даже говорил: «Мама, иди на тренировку!» Сейчас сам стал тренироваться, в спортивную гимнастику отдали. Лыжником из него вряд ли получится, а вот для спортивной гимнастики телосложение подходит. И очень активный.
Какие мысли у вас возникают при наблюдении за развитием мирового биатлона?
С последними событиями знаком не слишком глубоко, но стараюсь отслеживать происходящее.
Не беспокоит ли вас неуверенность в своих перспективах?
Тренировки спасают в каком-то смысле. Там я полностью отключаюсь от мыслей о том, как сделать технику более эффективной, над чем работать больше и на что обратить внимание. Но всё равно сложно: как только появляется свободное время, в голове крутятся одни и те же вопросы, на которые пока нет ответов.