Два года назад в интервью он рассказал, что одиночеству всегда отдает предпочтение работе в команде. И что если бы вдруг потребовалась самостоятельная тренировка, наверное, сошел с ума. А этой весной внезапно заявил о желании уйти на самоподготовку. Ухода, впрочем, не случилось, но вопрос об этом стал первым, что я задала Дмитрию Малышко на августовском сборе в австрийском Обертиллиахе.
– Ничего со мной не случилось, – рассмеялся Дмитрий. – Я и сейчас считаю, что в тренировках с командой больше плюсов. В самостоятельной работе тоже есть плюсы, но сложности имеются. Если бы я ушёл на самоподготовку, пришлось бы искать специалистов в сжатые сроки, а это нелегко. Просто в прошлом сезоне в сборной сложилась ситуация, которая не соответствовала моим представлениям о команде.
– Поясните.
Мне кажется, что оптимальное количество спортсменов в команде – восемь-девять человек. При четырнадцати тренеры сами теряют контроль над такой группой людей. Но проблема не только в этом. Нам в прошлом сезоне никак не удавалось найти общий язык со старшим тренером команды, слишком сильно расходились наши взгляды как на тренировочный процесс, так и на спорт в целом. Я долго пытался понять, почему все вдруг перестало ладиться.
– Поняли?
Александр Касперович, сменивший Николая Лопухова во главе сборной, – очень опытный специалист, добившийся больших успехов со всеми предыдущими юниорскими командами. Возможно, ему не сразу удалось перестроиться на работу с мужской командой, которая самостоятельнее и не нуждается в постоянном контроле. В какой-то момент и он, и мы пошли на принцип, что привело к превращению тренировочного процесса в череду постоянных конфликтов.
В таких условиях нам удалось дотянуть до конца сезона. Это испытание сказалось на мне очень сильным образом. Тренироваться и выступить было сложно без продуктивного общения с тренером. Именно отсутствие такого взаимодействия выступило главной трудностью для меня в этой команде.
Не возникало ощущения, что Касперович, начав работать с вами, подсознательно стремился опираться в работе на более молодых спортсменов? Ведь он всегда открыто говорил о том, что с нетерпением ждет момента, когда молодые «встанут на крыло».
Я об этом не задумывался, но признаю, что в ваших словах есть доля истины. Мне кажется правильным, когда тренер уделяет внимание молодым спортсменам. В европейских командах смена поколений происходит быстро: каждый сезон появляются новые участники Кубка мира высокого уровня. Парадокс в том, что возрастным спортсменам требуется не много, главное – элементарное понимание.
Мне всегда казалось, что взрослый биатлон, особенно российский, — это непобедимые, крепкие спортсмены. Неужели нехватка внимания так вас беспокоила?
Не о обиде речь, а о том, как со временем осознаешь быстротечность времени. Чувствуя отсутствие прогресса в результатах, реагируешь на это болезненнее, чем раньше. Ведь каждый год затрачивается колоссальный труд, сезон всегда ожидается с нетерпением. Когда видишь, что ничего не получается, это морально деморализует. Затем тяжело выбраться из этой психологической ямы и вновь настроит себя на гонки.
Вы говорили о том, что после тридцати бегать уже не имеет смысла, помните об этом?
Когда утвердился в основе в 2010 году, считался в сборной едва ли не самым молодым, ездил в последних номерах и постоянно слышал от тренеров, что время в спорте еще впереди и не нужно раньше времени никуда рваться. Сейчас понимаю, что эти пять лет пролетели как один миг. Сейчас мне 27 и осталось всего три сезона до Олимпиады. Хотя на самом деле я все еще придерживаюсь прежней точки зрения: не в том плане, что после 30 жизнь спортсмена заканчивается, но в ней, наверное, уже не будет того драйва, что есть сейчас.
Вы не испытываете страха перед моментом ухода?
Мои друзья советуют: пока занимаешься спортом, не стоит слишком много думать о будущем. Мне тоже кажется, что психологически неправильно готовиться к тому, чего ещё нет. Надо лишь тренироваться, отдава себя полностью процессу. Именно этим я и занимаюсь сейчас.
Считаете ли вы, что из спорта проще уходить проигрывающим или побеждающим?
Проигрывать проще, побеждать правильнее. Стать чемпионом красиво, но на вершине успеха трудно остановиться. Евгений Устюгов – один из немногих, кому удалось это сделать, завоевав золото в Сочи.
Все члены команды согласились с решением Устюгова?
– Никогда серьёзно об этом не разговаривали. Я же видел, сколько времени Женя тратит на разговоры по скайпу с семьёй, с дочерьми, и как ему тяжело так долго находиться на сборах.
В этом году у вас тоже появился малыш?
Уже семь месяцев малышу. В данный момент приходится проводить больше времени в кровати из-за бесконечных сборов. Чаще всего чувствую себя так, будто подсознательно жду сборов только для того, чтобы поспать.
За сколько лет работы в сборной сменились старшие тренеры?
Четверо. Успел потрудиться даже с Валерием Польховским.
– Наверное, он и был наиболее жестким из всех?
– Как странно – нет. Дело в том, что для меня всегда была очень важна реакция тренера на мои действия. Его поддержка, одобрение. Пусть даже в мелочах. От Польховского я эту поддержку всегда хорошо чувствовал. Похожее состояние испытываю и сейчас, когда мы начали работать с Рикко Гроссом. Какие бы ошибки мы ни совершали в работе, он воспринимает их настолько спокойно, что все понимают: ничего страшного не происходит. Нужно просто продолжать работать и поэтапно сводить эти ошибки к минимуму.
– К иностранным тренерам в России всегда относились как к волшебникам, ожидающим мгновенных результатов. А как считаете вы о Рикко Гроссе?
С Рикко общение очень интересное. Во-первых, сам он недавно был спортсменом. Его объяснения относительно техники или других вещей понятны. Он, например, рядом со мной на коврике на рубеже лежит, показывает, как работал сам, какие ошибки вероятны, как их избежать. То есть объясняет все то, что тренеры более старшего возраста не помнят или не знают. Нам, наверное, больше всего не хватало именно таких деталей. С Гроссом у нас пока только один полноценный сбор, и отношения с ним у всех сразу хорошие.
В сравнении с прежними показателями, нагрузка увеличилась или уменьшилась?
Подход к тренировкам изменился. Теперь нет утренней зарядки, а первая серьезная тренировка начинается в 8:30. Затем большой перерыв и во второй половине дня — вторая тренировка. Такой график позволяет отдыхать больше днем. Хотя объем работы увеличился и нагрузки ощутимее, но усталости никто не испытывает.
– На чемпионате мира 2013 года вы поразили меня готовностью уступить место другим спортсменам в индивидуальной гонке, чтобы им дать возможность проявить себя. Был ли это альтруизм или эгоизм со стороны вашей части – желание отказаться от лишнего старта для лучшего отдыха перед следующим?
Индивидуальная гонка не всегда означает бег во что бы то ни стало.
Из-за большой нагрузки и высокого риска промахов, она может привести к перерасходу сил и отставке в результате неудачной стрельбы, а это бессмысленно тратит много энергии. Поэтому многие сильные спортсмены пропускают ее, особенно если после нее следует масс-старт, где важность свежести неоценима.
Спортсмену, уверенному в успехе на дистанции, в индивидуальной гонке стоит начинать участие непременно. Такая возможность открывает большие перспективы, особенно для юных атлетов.
Может быть, тренеры заметили, что молодым тяжело пробиться в биатлоне из-за неудачных стартовых номеров. Вместо этого лучше давать им лучшие места для первых соревнований. Если бы предложили сменить номер на более выгодный другому спортсмену, смогли бы согласиться?
Есть нюанс: борьба за очки в тотале. Стремление к высокой позиции подразумевает отказ места в более удобной стартовой группе, что равнозначно отдаче своих очков, которые могут быть решающими для прохождения в масс-старт. Однозначного ответа я не даю. С другой стороны, когда мы с Тимофеем Лапшиным впервые приехали на Кубок мира в Хохфильцен, то стартовали тоже в последних группах. Просто тогда нам повезло: погода была такой, что выиграшеий оказались те, кто стартовал позднее. Тимофей занял третье место, я – пятнадцатое.
– С течением времени привыкаешь к постоянным метеорологическим изменениям в биатлоне, или же кое-что всегда докучает?
Из-за потепления в Европе большую часть времени катаемся в теплой одежде, потому что морозов нет таких, как в России. Единственное затруднение – подготовка лыж, когда под ногами вода, сложно подобрать подходящие.
Подготовка лыж — всегда рискованное предприятие? Или все-таки появляются новые технологии, делающие подбор снаряжения более точным?
– До Олимпиады всесезонные лыжи работали отлично. Были небольшие недочеты, но их можно было списать на мелочи. А вот прошлый сезон привел к совершенно непонятным проблемам. В определенный момент я даже бегал на лыжах Антона Шипулина. И случалось так, что мы брали одинаковые лыжи с одинаковой структурой – и я на своих проигрывал Антону в спуске 30 метров. Тогда хватался за голову, не мог понять причину такого поведения.
Как золото, полученное в Сочи, повлияло на вашу жизнь?
Свободного времени стало меньше, а ответственности – больше. Победа на Играх дала спортсмену статус элитного, и этот статус нужно постоянно подтверждать достижениями. Не всегда это возможно. Но я всегда об этом помню. Даже сейчас, работая в команде, понимаю, что молодые смотрят на меня иначе, чем на остальных.
Вам долго нужно было привыкнуть к тому, что вы олимпийский чемпион?
После Игр у нас всё закрутилось: поездки, встречи, награждения. Мы едва нашли время на отдых, практически сразу начали готовиться к новому сезону. Поэтому я, честно говоря, не думал о своей олимпийской медали. Возможно, дело в том, что для меня она не так важна. Оле-Эйнар Бьорндален живёт биатлоном, живёт этими медалями, это видно всем. Я же отношусь ко всему иначе. Ну, есть медаль – и есть. Я продолжаю работать и знаю, что на этом нельзя останавливаться.
– Продать свою медаль вы бы могли?
Я бы никогда её продал.
Елена Вайцеховская, «Спорт-Экспресс»
