В биатлоне её поражала необычайная, словно мужская, точность стрельбы. После завершения карьеры, случившегося весьма драматично, продолжает удивлять своим нетрадиционным выбором профессии – стала ложистом.
Встречавшись с Ахатовой в Тюмени, я узнал, что та приостановила работу: дочь начала посещать первый класс, поэтому у неё осталось меньше свободного времени.
Инструменты хранятся в маленьком помещении у ванны — раньше там располагалась мастерская.
— Хотел давно спросить: веление к работе с оружием появилось не сразу, верно? Что стало толчком?
В 2005 году во время сбора перед чемпионатом мира в Италии у меня возникла идея изменить приклад винтовки. Мой приклад был очень широким, как лопата, и я решила сделать его похожим на норвежский: с двумя узенькими планками сверху и снизу. Просила у нашего техника Михаила Колоскова швейцарский ножик с пилкой и принялась переделывать приклад.
— Не боялись изуродовать оружие?
— Нет, почему-то была совершенно уверена, что все получится. Пила долго, все руки были в мозолях.
Представляю себе картину: четырежды чемпионка мира прячется в уборной, закрывшись от всего мира, и что-то там обрабатывает.
Все время кто-то заходил в нашу комнату и спрашивал через дверь: «Альбина, что ты там делаешь?».
— Как отреагировали на ваш эксперимент в команде?
Стрелковым тренером женской сборной был тогда Сан Саныч Селифонов. Во время пристрелки
моё произведение искусства, вероятно, заметил он, но молчал всю тренировку. Если честно, я думала, что просто сдерживается, чтобы не обложить меня от души трёхэтажным. Когда тренировка закончилась, я сама не выдержала, подошла и говорю: «Сан Саныч, ну что вы молчите, не ругаете меня…» А он улыбается: «Зачем же ругать? Красиво получилось, молодец».
Затем я создала ещё четыре ложа. Каждое из них было изготовлено разными мастерами и имело свои технические особенности. Я всегда искала совершенство. Старалась сделать винтовку более удобной в обращении, улучшить её устойчивость.
Завершив спортивную деятельность, Леонид Александрович Гурьев пригласил меня в свою команду. В ноябре 2012 года я отправилась с его спортсменками на тренировку в Уват. Обладая ложевыми конструкциями, которые девушки использовали, я увидела необходимость в более точной подгонке лож. Начала дорабатывать пистолетные рукоятки: брала холодную сварку и придавала им чёткую форму по антропометрии кисти спортсменки, добиваясь правильного положения пальца на спусковом крючке.
Для стрельбы стоя можно взять, к примеру, «шампиньон».
Его индивидуален, а удобство зависит от множества параметров спортсмена. Эта деталь достаточно сложна в изготовлении из-за этого. В России я была первой, кто сделала себе «шампиньон» на цевье, надеясь повысить устойчивость винтовки при стрельбе стоя.
С этой идеей ехала в Ижевск к известному ложевому мастеру Александру Афанасьевичу Пономарёву весной 2009 года.
В 2013 году тюменской команде заказали семь заготовок нужной конструкции на ложейном предприятии, а я дорабатывала каждое из них индивидуально: для Вани Черезова, Максима Максимова и пять — для девочек. Это был мой первый серьёзный опыт. По сравнению с позднейшими работами это были не самые сильные изделия.
— Так раньше не было авторских экземпляров?
Для меня, как для женщины, эстетика также важна. Много лет тренировок с оружием с утра до вечера помогают мне понимать, какие ощущения должны быть в его изготовлении, чтобы оно было не только приятным и удобным, но и превращалось в единое целое со спортсменом.
— Как ты так ловко стал работать руками?
— Я не особо училась. Просто начала делать. Во всем, что знаю и умею в этом деле, благодарна Александру Афанасьевичу. От него впервые услышала любимое выражение всех ложевников: «Стреляет ствол, а попадает ложе».
Представляю трудности, с которыми сталкивались мастера, украшавшие вашу тюменскую квартиру.
— Вы точно подметили. Мастерам не повезло в том, что у меня очень хороший глазомер. Все линии, перпендикуляры и параллели я вижу моментально без каких-либо специальных инструментов. Рабочие выравнивают стену, я останавливаю их: мол, стена кривая, завал на 2 мм. В ответ начинают со мной спорить, берут лазерную рулетку, проверяют — да, 2 мм между верхом и низом.
К своей работе отношусь так же. Делая, например, ложе, необходимо довести как дерево, так и все линии до идеального состояния. Шлифую, шлифую, шлифую, чтобы убрать крошечную вмятину. Макс, мой муж, не выдержал: «Да нет там никакой вмятины, всё отлично, никто ничего не заметит». Для меня проблема не в том, заметят или нет, а в том, что вижу я сама. Такое стремление к совершенству отнимает много сил и энергии.
— Усилия не окупаются?
Это для меня всегда было хобби, а не работой ради денег. Чтобы сделать ложе для Слепцовой, Шипулина и других, приходилось приглашать няню заниматься Настей, пока я работаю. Так что на моих ложах зарабатывала скорее няня, чем я.
Зачем вам понадобилось заниматься изучением нейролингвистического программирования?
В работе со спортсменами я поняла, что могу сделать правильное ложе, подогнать идеальную изготовку и поставить навык точной стрельбы. Но как быть с психологией стрельбы? Интерес к спортивной психологии и нейролингвистической психотерапии появился именно поэтому — уже пятый год изучаю эту тему. Бывает, спортсмен сильно волнуется перед стартом или даже заболевает из-за страха допустить промах. Зависает на четвёртом, на пятом выстреле из-за неспособности обработать спуск и отказывается бежать эстафетную гонку. С подобными паттернами можно эффективно работать.
Из всех сложных работ, которые вы делали, меня больше всего поразила чёрная пантера, изготовленная вами для Светланы Слепцовой.
Для Светланы создала две конструкции: с тигром и с пантерой. Тигр получился таким милым, со улыбкой, а пантера с оскалом. Светлана выбрала второй вариант. Жаль, что недолго получилось побегать вместе. Медузу Горгону спустя какое-то время получила Маша Панфилова. Очень красиво получилось. А самое первое ложе подобного дизайна сделала Антону Шипулину — это был дракон. С него всё и началось.
— Почему именно дракон?
Вначале я предлагала Медузу Горгону, но Антон отказался, предположил дракона. Такой выбор порадовал. Это было символично: дракон почитаемое мифологическое животное в Корее, где проходила Олимпиада-2018. Я нашла несколько вариантов изображений корейского дракона в интернете, после утверждения Антоном одной из них, отправила картинку скульптору, который вылепил голову дракона из пластилина. Её сканировали, сделали 3D-модель, соединили с 3D-моделью ложи и произвели на высокоточном оборудовании. Затем я работала вместе с Антоном над индивидуальной пистолетной рукояткой и «шампиньона», подгоняя ложу под изготовку Антона.
Интересуетесь ли вы мифологическими существами?
Идея появилась тогда, когда я сама выступала. Задумалась о том, что у оружия должен быть защитный символ, тотемный, как оберег. Но в то время осуществить её технически не представлялось возможным. В начале карьеры, помню, на этап Кубка мира в немецком Оберхофе подъезжал знакомый Гурьева, обладающий экстрасенсорными способностями. Он говорил, что на стадионе есть люди с такими же способностями, как у него, и они целенаправленно работают над тем, чтобы спортсмены допускали промахи на рубеже. Я никогда особо не верила во все эти штучки, но зерно сомнения посеялось.
Я для себя придумала защитный приём: когда приходила на рубеж и вставала на коврик, представляла себя в прозрачном энергетическом куполе, сквозь который никто не может повлиять на меня или полёт моей пули. Всё зависело только от меня, от того, как я справлюсь с ветром.
— Помогало?
Бывало по-разному. Но это реально давало чувство уверенности. Было как якорь, помогавший входить в оптимальное боевое состояние на стрельбе. Для меня это было состояние алертности, как у хищника, готового к прыжку каждую долю секунды, но сохраняющего хладнокровие и спокойствие. Когда отключен от внутреннего диалога, страхов, а просто держишь в прицеле ровные концентрические окружности, чувствуешь указательный палец, как он активен и готов в самый идеальный момент нажать на спусковой крючок.
— Ваша замечательная стрельба — это чья заслуга?
Геннадий Егорович Челюканов — специалист, который ушёл из жизни, воспитал плеяду спортсменов в Новосибирске. Мне повезло тренироваться под его руководством. Челюканов заложил основы точного выстрела, алгоритм действий и объяснил ощущения, необходимые стрелку. Потом Гурьев продолжил работу, когда мне было шестнадцать лет. Чтобы реализовать навык, например точную стрельбу, в голове должна быть правильная модель выстрела. Без неё или с ошибочной метко стрелять трудно.
Возможно, мне немного повезло: когда я начинала соревноваться, от нас не требовали такой скорости стрельбы, как сейчас. Только Ольга Мельник стреляла быстро, в пределах 30—35 секунд. А я даже на своей первой Олимпиаде стояла на рубеже по 52 секунды, по 58. Но поскольку качество самой стрельбы было у меня высоким, я постепенно нарабатывала скорость, не теряя при этом качества. Сейчас молодых спортсменов сразу заставляют стрелять быстро. Соответственно, возникает много ошибок, которые изо дня в день закрепляются и переходят на «автомат». Конечно, исправить их становится непросто.
— Разве не видно чужих промахов?
— Да, конечно.
— Какие проблемы наиболее распространённые?
В стрельбе стоя спортсмен часто использует грубую проводку, не удерживая оружие при спуске. Движение ствола ярко демонстрирует это. Пуля получает дополнительную скорость от пороховых газов после вылета из канала ствола. В баллистике это называется «период действия газов». Пуля достигает максимальной скорости в конце этого периода, на расстоянии нескольких десятков сантиметров от дульного среза.
Расстояние до 30 см — пуля всё ещё соединена с винтовкой хвостом пороховых газов. Если спортсмен, обработв спусковой механизм, продолжает по инерции вести ствол или раньше времени скинет мышечное напряжение, например в плече, или рано уберёт руку с пистолетной рукоятки для быстрой перезарядки, именно в этот момент пуля ещё связана с винтовкой хвостом пороховых газов. В результате спортсмен изменит угол вылета и траекторию полёта, что обычно приводит к промаху.
Человек незаметно провоцирует движение пули, всё ещё закреплённой за дулом?
Важно уметь проводить пулю во время выстрела. Разницу в ощущениях можно прочувствовать, работая сначала с быстрым патроном, например Lapua со скоростью полета пули 337 м/с и массой 2,6 г, а затем переходя на медленный, например «Биатлон», со скоростью 327 м/с и массой 3,48 г. Чем выше скорость вылета пули, тем длиннее хвост пороховых газов.
Вследствие этого Lapua более подвержен влиянию движений спортсмена и ветра. В нём нет прощения за ошибки стрелка. Но при работе с медленнее заряжаемым патроном и в момент нажатия спусковой кнопки, если наблюдаешь смещение концентрических окружностей, есть возможность выровнять прицеливание мышечным усилием до тех пор, пока пуля связана с стволом пороховыми газами, и попасть в центр. С патроном «Биатлон» я реально успевала это делать. Помню, испытывала наслаждение от ощущения управления пулей.
— Когда Максиму Максимову предложили работу в сборной, препятствовали?
Даже мысли такой не было. Работа Максу нравится, это то, что он умеет делать хорошо, в чём разбирается. Учителя были выдающиеся: Максим тренировался у Владимира Аликина, Валерия Польховского, Николая Лопухова. Как тренер работал с Гурьевым, Анатолием Хованцевым, тем же Лопуховым. Сейчас работает с Юрием Каминским, который не просто большой мастер, а человек-поток. Спортсмены и специалисты, попадая в этот поток, просто не могут не развиваться, не расти.
— Максим, насколько я помню, не занимался стрелковым спортом в начале своей тренерской работы.
В начале тренерской деятельности он постигал мастерство под руководством Гурьева и в основном занимался постановкой техники конькового хода, силовой подготовкой, подводящими упражнениями, растяжкой. Зимой к обязанностям добавилась роль сервисмена: подготовка и откатка лыж. Через год Макс возглавил команду ЯНАО, созданную с нуля. Здесь ему пришлось охватить все направления: функционалку, стрелковую часть, подготовку лыж, а также взять на себя менеджерские обязанности. За четыре года работы с командой Ямала вывел её на высокий российский уровень. Книги в его шкафу посвящены стрельбе, у Макса же — литература по теории и методике физической культуры, функциональной подготовке, периодизации нагрузок, силовой подготовке. Когда мужу предложили работу со сборной в качестве тренера-стрелка, ему пришлось наверстать многого.
— Спортивные амбиции никуда не делись?
Иногда мне кажется, что в этом смысле ничего не изменилось. Просто сейчас Макс реализует себя через спортсменов. Когда-то он не смог попасть на Олимпиаду, зато поехал туда, став тренером. Тренерский успех, думаю, приносит такие же яркие ощущения, как и когда выигрывал сам.
Максим сильно расстроился, когда после Олимпиады ребята перешли в другие группы.
Думаю, что да. Во-первых, это не очень хорошо для команды, для тех ребят, кто ушёл. Для Эдика Латыпова тоже сейчас, как лидеру, приходится тащить за собой более молодых спортсменов, и в стрелковом плане не хватает, как мне кажется, именно спарринговой работы. Возможно, я сужу по себе. Мне, считаю, очень повезло, что в достаточно юном возрасте попала в команду, где вокруг, куда ни глянь, были сплошные олимпийские чемпионы, чемпионки мира, призёры Игр. Меня просто вытянули за собой наверх, показывая своим примером, как надо работать. Если бы не попала в ту команду, неизвестно, как бы сложилась моя карьера.
Не ваше призвание — работать тренером?
— Это очень трудный вопрос. Первым делом я мама, у меня двое детей, поэтому возможности для работы ограничены. Для руководства командой нужно постоянно находиться с ней. А полноценно работать в качестве стрелкового тренера я могу только летом во время подготовки.
— Такой опыт у вас уже был?
В 2019 году всё произошло отчасти благодаря Латыпову. В тот сезон он попросил изготовить ему новое ложе к началу подготовки. Когда Владимир Драчёв предложил поработать с мужской командой, я сразу согласилась. Для Эдика сделала две разные ложевые конструкции, почти весь летний подготовительный период занимались их подгонкой, поиском изготовки, исправляли старые устоявшиеся ошибки.
В работе тренера всё устраивает меня. Обо всём стрелковом, о ложах, о производстве изделий можно говорить без конца.
Смотря на команду, где трудится супруг, складывается впечатление, будто настоящая жизнь кипит там, а вас словно отстранили от неё.
Я находилась по обе стороны баррикад и могу утверждать, что окончание карьеры стало для меня маленькой смертью. Больше не было той женщины, которой я была последние двадцать лет. Философ Мартин Хайдеггер называл смерть «невозможностью дальнейшей возможности». Но со временем восприятие жизни и жизненные ценности изменились. Мне нравится жить. У меня мама погибла в автокатастрофе в 45 лет. Когда смотрю на её фотографию, которая стоит на камине, она напоминает о том, что жизнь непредсказуема, и это осознание помогает ценить то, что у меня есть. Стараюсь сделать всё от себя зависящее, чтобы дети выросли счастливыми. На мой взгляд, человек вообще приходит в этот мир, чтобы быть счастливым. Могу сказать, что моя жизнь вне профессионального спорта бурлит намного сильнее, чем это было раньше. Хотя биатлон по-прежнему остаётся большой частью моей жизни.
